Воспоминания моих родственников, переживших фашистскую оккупацию.

Бабушка моя Евдокия Гавриловна тяжело перенесла уход детей на фронт и полное отсутствие информации о них. Её разбил паралич, она так и не встала на ноги до смерти (умерла в 1957 году). Ещё добавлял тревог 13-ти летний сын, Анатолий (мой отец), который целыми днями пропадал в городе со своим другом, соседским мальчишкой. Нечего и говорить, что такие походы были опасны.

В оккупированном Ростове было голодно. Удачей считалось найти картофельные очистки, их можно было сварить и съесть, но такое случалось редко. Вот и рыскал Анатолий в поисках еды, чтобы прокормить больную мать. С другом они обнаружили место, где стояли немецкие машины с продовольствием. В машинах, крытых брезентом, лежали какие-то ящики. Мальчишки решили стащить один. Пролезли в дыру в заборе, подобрались к машине, вытащили ящик и тут появился часовой. Конечно, мальчишки испугались и замерли на месте с ящиком в руках. Немец посмотрел на них, отвернулся и пошёл дальше...
В ящике оказались галеты. Ребята решили попытать счастье ещё раз. Снова пробрались на склад, но часовой уже сменился, а новый, как только увидел подростков, вскинул автомат и дал очередь. Мой отец успел убежать, а его друг был убит...

Ещё отец рассказывал, что видел, как немцы в парке живьём закопали двух человек. Кто были эти люди и за что их так жестоко казнили, он не знал. Людей заставили самих выкопать яму, сбросили их в неё, засыпали землёй, а сами остались возле ямы, чтобы горожане не освободили казнённых. Земля шевелилась, были слышны стоны, а когда всё закончилось, фашисты прошили рыхлую землю автоматными очередями и ушли...

Много в городе было румынских солдат. Эти остались в памяти как воры, не особенно стремившиеся выполнять приказы. Отец рассказывал, что дров не хватало, вот румыны и наладили свой бизнес. Украдут с какого-нибудь двора поленья и продают их. Постучат в один двор, продадут хозяевам дрова, снова украдут их и продадут в другой двор, и так несколько раз. Служить не очень любили. В Ростове, если человек был медлителен и всюду опаздывал, о нём говорили: "Собирается, как румын за партизанами!".

Прасковья Алексеевна Глущенко, моя бабушка.

Бабушка Прасковья Алексеевна с 5-ти летней дочерью Валентиной (моей мамой) тоже остались в оккупированном городе. Они жили в казачьей станице Александровской (сейчас это часть Ростова-на-Дону). Дом бабушки разбомбили и она с дочкой переселилась к своей старшей сестре Анне. У Анны был большой добротный дом с летней кухней во дворе. Когда немцы захватили город, выгнали хозяев из дома, сами в нём поселились, а женщины с детьми стали жить в кухне. Как-то Прасковья Алексеевна с маленькой Валей шла через двор к кухне. Во дворе сидел один из "постояльцев", видимо, у него было хорошее настроение, и, дурачась он приобнял бабушку за плечи и сказал маленькой Вале:"Это не твоя мама, это моя мама!". Валя закричала:"Уйди, ты немец, у тебя не может быть мамы!" Немец загоготал, как гусак и, довольный собой, ушёл в дом. Это какими же зверями нужно быть, чтобы даже маленький ребёнок понимал, что у них не может быть матери.

Анатолий Иванович и Валентина Ивановна Гурьяновы. Мои родители, дети войны.


Бабушка моего мужа, Александра Андреевна с семилетним сыном Женей (мой будущий свёкр) тоже осталась в оккупированном Ростове. Она и её сестра Евгения жили на Кирилловке (окраина Ростова-на-Дону). Муж Евгении, Карпо Тополян, был на фронте, она осталась в оккупации с тремя детьми. Детей нужно было чем-то кормить и Евгения, как многие ростовчане в то время, поехала на менку. Собрала всё золото, более-менее хорошую одежду и отправилась с несколькими соседями в деревню, чтобы поменять всё это на продукты. Лишь спустя несколько месяцев тело Жени и ещё одной женщины нашли в лесополосе. У Евгении были великолепные густые волосы, только по ним её и удалось опознать. Говорили, что их ограбили и убили местные бандиты...
Младший сын Жени, шестилетний Юра, после похорон матери, надолго перестал говорить, а в его чубе появилась седая прядь... Детей забрала себе Александра Андреевна и заботилась о них, пока их отец не вернулся с фронта.

Александра Андреевна. Фото конца 40-х - начала 50-х годов.

На хуторе Куго-Ея бабушку моего мужа, Любовь Михайловну, немцы тоже выселили с двумя маленькими дочерьми (младшей, моей будущеё свекрови, Анне, было три года) из их дома. Сами поселились в доме, а Любовь Михайловна с детьми жила в летней кухне. Прямо во дворе дома немцы установили пушку. Когда наши войска начали наступление была страшная канонада. Любовь Михайловна с дочками пряталась в погребе. Дом, к счастью, уцелел, но всё вокруг двора было изрыто воронками. Ещё в восьмидесятые годы заросшие травой воронки были заметны.
Отступая, немцы забирали у местных жителей перины, матрацы, подушки, одеяла для своих раненных, которых они увозили с собой. Но уходили в спешке и за хутором побросали всё награбленное. Хуторяне потом ходили разыскивали и забирали свои вещи.

Война принесла много бед и тем, кто воевал на фронте, и их жёнам и детям в оккупации, и труженикам тыла, тяжело было всем. Необходимо всё это помнить, чтобы новоявленные "фюреры" не смогли исказить историю и привить свои идеи новым поколениям.